Нашла наконец-то нужную книжку. Давно уже хочу или расспросить кого-нибудь понимающего (а мне это не просто сформулировать), или почитать что-то, то самое об исповеди.
В жж решила написать на случай, если у кого-то есть схожие беспокойства и моя находка может пригодиться.
Дело в том, что у меня начались некоторые осложнения по части исповеди. Раньше, до замужества, я исповедовалась и причащалась, когда чувствовала тяжесть, грусть, не способность справиться самостоятельно….. ну, и тому подобное. Семья же мужа имеет более давний религиозный путь. Имею в виду, что я пришла в православие осознанно и уже в зрелом возрасте, а Ваня с детства находился среди религиозных людей и можно сказать, вырос при церкви. Родители мужа сейчас учат меня, что на причастие нужно ходить гораздо чаще. И в общем-то сначала у меня это получалось, а вот теперь я начала отлынивать. Видимо чего-то мне стало не хватать. Стала мерещиться, какая-то формальность в моем приходе в церковь. Отговорки типа – накопилось много дел, не успеваю одно сделать, другое, вроде недавно причащалась, не знаю, что говорить на исповеди. Ничего глобального ведь не произошло и такого, чтобы в душе случилось искреннее раскаяние, тоже нету. Просто что-то там перечислять я не хочу. Мелочь всякая и какие-то постоянные самообличения есть конечно, но я не уверена, что не повторю этих своих огрех. Это внутренний процесс о котором я не умею говорить и тем боле исповедоваться и т.д. и т.п….. В общем, что-то нужное перестало во мне происходить.
И вот на днях мне в руки попала книга А. Ельчанинова. В ней есть совсем небольшая статья «Беседа перед исповедью». Где я и нашла ответы на свои вопросы. Там и про мои отговорки, и сомнения, о частой исповеди и еще многое, что может пригодиться и над чем стоит поразмыслить.

прочитать статью можно здесь - http://azbyka.ru/tserkov/duhovnaya_zhizn/osnovy/elchaninov_zapisi_22-all.shtml

...Однажды я проснулся рано и смотрел с десятого этажа вниз на мокрый утренний Токио, покрытый разноцветными
кружками зонтов. Зонты бежали в разных направлениях, пути их пересекались, они кружили, исчезали, но появлялись новые. Тогда мне стало вдруг печально. А может быть, старый велосипедист, мой друг, ехал как раз по тому адресу? Страна эта показалась мне близкой, но в то же время далекой и туманной. Что узнал бы я о ней за три года, за десять лет? Можно досконально изучить язык и историю и располагать самыми точными статистическими данными, но раствориться в чужом народе нельзя. У души нет «НЗ», вся она отдана своей стране. Должно быть, поэтому и нельзя узнать точный адрес чужой печали. ( В. Аксенов Японские заметки)

"...Мы жили на Оке, возле Тарусы... По вечерам... когда на столе зажигали лампу и над абажуром кружились ночные бабочки, вылезал откуда-то сверчок, похожий на маленький сухой сучочек. Он садился всегда на одно и то же место, около чернильницы, и помалкивал. Когда же в стуке машинки наступали долгие паузы и Толстой в тишине обдумывал еще не написанное, сверчок осмеливался напомнить ему о своем присутствии. Возьмет вдруг и стрекотнет, и опять замолчит надолго.
- Это он тебя стесняется, - говорил Толстой, - а ко мне он уже привык. Мы - друзья".

Строчки из воспоминаний Н. В. Толстой-Крандиевской об А. Н. Толстом. Какие-то они тепплые эти строчки и очень по доброму написаны. Прочитала и вспомнила бабушку, представила деревню, скрипучие половицы, тепло от печи.....Скучаю...

Очень рекомендую прочитать:
http://grani.agni-age.net/articles10/4145.htm

Репин "Далекое и близкое"о старой академии

"НО сколько надо сил и непоколебимости натуры, чтобы в течение восьми-девяти, а иногда и двенадцати лет академической дрессировки на старых образцах классики сохранить природное влечение! Надо взять еще во внимание, что многие юноши, по тогдашним трудностям передвижения и по недостатку средств, не имели возможности во все это время побывать на родине. Разумеется многие забыли свои детские впечатления и совсем втягивались в академическую рутину. Но были и такие крепыши, что выдерживали и , хотя порядком искалеченные, все же стремились к своему тлеющему внутри огоньку."

Близко мне сейчас это.И лично,и вообще.Я вижу наше время как отчаянную борьбу за самосохранение.Всмысле необходимости поддерживать свой внутренний огонек, не растерять свои впечатления, память.Что касается академизма...У меня этот опыт слишком маленький.

Пережила трудную "Кысь" Татьяны Толстой вместе со сложным участком своей жизни.Какая связь? Гастрономическая видимо. Съели птицу райскую и не заметили.
Вкусные слова и строчки Татьяны Никитичной, не чета моим разглагольствам горбатым. С головой в сюжете, перед глазами картинки разные, но полупонимаю про что все это. И разбираться серьезно мне лень и голова болит, и нехочунезнаюпочему...Вот скушанное оно , а голодно как-то.
Погрущу на печальное, где противно пофыркаю и гори оно пламенем гадкое. Что ж мне надобно то? Нэзнайчего...

Не удержалась, что бы не процитировать. Дал Бог талант - умение понимать других людей, что, ради чего они делают и еще рассказать как роман.
" Он смотрел, на картину. Хорошая картина! Он добился своего. Создал новое, значительное. Женщина на портрете та же, что и в жизни, от нее исходит то же мерцание, он удержал то струящееся, неуловимое, что было в ней. Это его свет, его воздух, это мир, каким он его видит."
Л. Фейхтвангер "Гойя"

"Не может умереть прекрасная суть человеческая."

Важа Пшавела

Дочитываю "Пианистку" Э.Елинек.Мне нравился фильм Ханеке по этому роману.Теперь вот читаю...и это другое когда в словах и есть время подумать.Кстати, моя тема (тщеславие) завязывает здесь свои узлы.Роман очень психологичен.
"Эрика приказывает, чтобы Клеммер не смотрел на нее так.Однако Клеммер по-прежнему не скрывает свих желаний.Они с Эрикой, словно два близнеца - насекомых, закутаны в один кокон.Тонкие паутинки их оболочки, состоящие из тщеславия, тщеславия и еще раз тщеславия, невесомо и мягко охватывают костяк их плотских желаний и фантазий. Лишь эти желания, в конце концов,делают их друг для друга реально существующими.Лишь благодаря желанию растворить себя в другом и быть в нем растворенным Клеммер и Кохут приобретают индивидуальность."
Э.Елинек

"Я думаю, что художники частенько не знают свои сильные стороны, так как слишком тщеславны и обращают помыслы и чувства на нечто более гордое, нежели эти скромные растеньица, которые, не обладая должной гордостью, способны произрастать на своей почве, являя собой новые, причудливые, прекрасные, истинно совершенные формы. Они легкомысленно не ценят того богатства, что цветет в их собственном саду и винограднике, их любовь и проницательность не равнозначны. Вот музыкант, который с большим мастерством, чем какой-либо другой, извлекает звуки из царства страждущих, угнетенных, измученных душ и даже способен избавить от немоты зверей. Никто не сравнится с ним в передаче красок поздней осени, в неописуемо трогательном счастье последнего, ускользающего, мимолетного наслаждения, ему ведомо звучание того таинственно-тревожного полуночного состояния души, когда, кажется, разрывается единая цепь причины и действия и каждый миг «нечто» может родиться из «ничего»; его звездный час наступает тогда, когда ему удается добраться до самых сокровенных глубин человеческого счастья, отсюда он черпает вдохновение, которое может сравниться с наслаждением опрокинуть опорожненный кубок счастья и собрать все последние терпкие, горькие капли, что на беду ли, на радость смешались с самыми сладкими; ему ведома та тяжелая вялость души, когда уже нет более сил прыгать, летать и даже ходить; у него робкий взгляд затаенной боли, безутешного понимания, расставания без объяснений; и действительно, Орфей всех неведомых горестей — он значительнее, чем кто-либо другой, он первым привнес в искусство нечто такое, что до него считалось невыразимым и даже вовсе не достойным искусства, то, что словами можно было бы только спугнуть, но не поймать, то, что относилось к микроскопическим мелочам души, — уловить и изобразить мельчайшие мелочи души — вот в чем он мастер. Но он не хочет им быть! Его натура любит гораздо больше — просторные стены и дерзновенные фрески! Он не замечает того, что его духу нужно совершенно другое, что у него совершенно другие склонности — он с большим удовольствием забрался бы куда-нибудь в развалины и притаился бы себе в каком-нибудь укромном уголке: и там, укрывшись ото всех, от самого себя, он сотворит свои лучшие шедевры, и все они будут крохотными, длиною только в такт, — только тогда проявится во всей полноте его мастерство, его величие, его совершенство, — быть может, только тогда и только там. Но он не знает этого! Он слишком тщеславен, чтобы знать это."
Фридрих Ницше